В наше хаотическое время четкая структура вносит какую-то упорядоченность. И у нас уже есть читатели, которые ждут нового номера. Ведь в былое время журналы имели огромное значение для читающего человека — каждый новый номер становился событием, соизмерялся с тем, что происходило в твоей собственной жизни, встречи с ним ждали как с близким другом. Хотя нас уже обвинили в том, что наш журнал — "это последний гвоздь в гроб литературы", мы все-таки надеемся, что и он станет для многих событием — другом, собеседником.
В то же время Интернет помогает вести живое общение со своими читателями — мгновенно оставить любое послание нашей редакции, и быть уверенным, что его прочтем не только мы, но и любой читатель — ведь все сообщения остаются на форуме. Мы отвечаем на письма, вступая в живой диалог. Для читателей — это важно. Ведь сейчас какой журнал ни откроешь — везде одни и те же слова: "редакция рукописи не возвращает и не рецензирует", "у редакции нет возможности отвечать на письма читателей". Хочется ли писать после этих слов?
Редакторы превратили свои журналы в "башни из слоновой кости" — чувствуя себя при этом властелинами мира. Не понимая при этом, что слоновая кость — всего лишь материал, из которого порой делают шахматные фигурки. И если ты сидишь в своей башенке, это не значит, что фигурку, внутри которой ты чувствуешь себя богом, не передвигает чья-то рука.
"ДЛ". Должен ли, по-вашему, интернет-журнал повторять структуру и объем традиционного "толстого" журнала? Как осуществляется отбор авторов в "Темных аллеях", не слишком ли узок оказывается их круг при таком широком вроде бы спектре эстетически допустимого и принятого вами: от реализма до постмодерна?
Вадим Шамшурин. Главный критерий — талант, а это, согласитесь, само по себе сужает круг, вместе с тем не происходит ограничения эстетического пространства. Только при таких условиях и могут сосуществовать реализм и постмодернизм. А структура, хоть и напоминает структуру "толстого журнала", ею не является. Интернет в этом случае накладывает свой отпечаток. Но журнал от этого только выигрывает.
"ДЛ". Вадим, различаете ли вы понятия "модернизма" и "авангарда", "модернизма" и "постмодернизма"? Каково значение этих явлений в современной русской литературе и культуре в целом?
В.Ш. Нет, особых разграничений я не делаю. Другое дело, приемлю я отдельных представителей этих направлений или нет. Андрей Белый и его "Симфонии", Франц Кафка — как представители авангарда, будоражили в юности мое незрелое литературное эго. Павел Крусанов, Сергей Носов, Андрей Левкин — в свое время их проза существенно повлияла на мое восприятие литературы, да и жизни в целом. Из молодой братии — Денис Осокин тоже меня удивил, не скажу, чтобы покорил, но его "Пугало", "Ангелы и революция" — оставили свой след. Отмечу еще Шаргунова с его "Малышом", но это уже реализм. Да, основное предпочтение я отдаю постмодернизму, но не замыкаюсь в нем. Пелевин, Сорокин — для меня совершенно чужие.
Значение постмодернизма огромно. У меня это не вызывает никаких сомнений. Литература развивается, живет, и постмодернизм, в своем дальнейшем развитии, превратится в нечто совершенно новое. И создать это новое — такая задача как раз и ложится на плечи современной литературной молодежи. Как редактор "Темных аллей" я буду стараться форсировать и поощрять этот процесс. Я не отрицаю, что и реализм развивается, но сейчас не лучшее время для реализма — уж слишком заряд, который он несёт, искрится негативом. Не скрою, и в этом селении есть талантливые авторы — но за ними присматривает Роман.
"ДЛ". Тогда следующий вопрос — к нему. Роман, в вашей статье "Для чего нужна литература?", которую мы публикуем — к сожалению, лишь частично, — затронуто множество проблем современной отечественной культуры, в том числе доминирование в ней выходцев из "котельной Сорбонны" и эмигрантов, вернувшихся на Родину верхом на белом троянском коне. Синтез былого андеграунда и эмиграции, длящейся даже после 10 лет демократической власти, который уже давно был назван эмиграундом, действительно "правит бал" в российской культуре. Как можно, и нужно ли противостоять этому явлению публично, или отделение зерен от плевел лежит в иной плоскости культуры?
Р.В. Возвратившиеся в нашу страну эмигранты принесли на подошвах своих ног пыль чужих отечеств. И они уверены при этом, что мы должны собирать эту пыль как крупицы золота. Западу, который в свое время использовал их в борьбе с Советским Союзом, они уже больше не нужны. И этим людям приходится возвращаться на Родину не из-за тоски по ней, а из-за того, что только здесь у них есть еще возможность спекулировать на своих собственных именах.
Когда-то Нагибин писал о том, что "в литературе существуют банды, к которым можно примкнуть". В наше время уже существуют не банды, а целая литературная мафия, клан тех, кто поддерживает миф о ценности произведений, находящихся вне всяких нравственных законов.
Я часто бываю в магазинах "Старой книги" и вижу, как приносят туда со слезами на глазах стопки книг, которые собирали еще в советское время. Зачастую это оказывается единственной возможностью хоть как-то дотянуть до пенсии. Естественно, что для этих людей сейчас не будут писать книги наши гении, — они пишут их для тех, кто достаточно обеспечен, и может позволить купить себе книгу по любой цене. При этом экономика страны сейчас построена таким образом, что быть богатым, честно зарабатывая деньги, практически невозможно. Естественно, для тех, кто обогащается обманом, нужны книги, в которых все нравственные законы преподносятся с саркастической усмешкой. Ни политик, ни герой светских тусовок, не станут читать, конечно, Валентина Распутина. Им нужны циничные книги для полного примирения с жалкими остатками своей совести.